Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ненавижу себя за эту слабость. А сделать ничего не могу.
Или не хочу?
– Нет, – заявил вдруг друг Миша, отводя мою ладонь от конверта. – Деньги пока побудут у Ольги, она гарант нашей договоренности. Аванс вы уже получили, хоть и не от нас, а остальное – потом.
Сдается мне, он только что это решил. Почему? Может, увидел в моем лице что-то такое, что ему не понравилось? И что мне самому не очень бы пришлось по душе?
– Договорились, – произнес я. – Мне нужен номер захоронения вашего друга, его имя-фамилия и какие-нибудь подробности сделки. Название контрагента, товара, сумма, наконец.
– Неужели правда получится? – чуть прищурившись, поинтересовался Эдуард. – Просто я во всю эту хиромантию не верю, когда Михаил экстрасенсов в квартиру Саввы Дмитриевича таскал, даже над ним посмеивался.
– Не знаю, – честно ответил я. – Как можно уверенно говорить о том, что еще не случилось? Но завтра утром ясность появится. Да-да, нет-нет, я вокруг да около ходить не стану.
Надо фарша купить килограмм пять, не меньше. Хотя тамошнему Хозяину на это все наплевать, помню я его. Мрачная личность, он тогда Женьку до судорог перепугал. Да мне самому не по себе было, чего скрывать?
– Уже завтра? – обрадовался друг Миша. – Уж расстарайся, Саша, будь любезен!
– Ваши десерты, – подошел к столику официант с заставленным до краев подносом. – Приятного аппетита.
Какой там аппетит теперь. Лично мне только осталось сидеть и думать об одном – а не дурак ли я? И ждать, пока Эдуард запишет на бумажку ту информацию, что я попросил.
Правда, что ли, жить в Лозовку насовсем уехать? Там нет соблазнов, там все просто и понятно. И теперь, после ремонта, вполне комфортно. Может, потому Захар Петрович оттуда носа не казал? Чтобы со своими внутренними демонами в согласии жить?
Ресторан я покинул в жутком душевном раздрае, при этом попрощавшись с сотрапезниками немного скомканно, что вызвало встревоженный взгляд Ряжской. Как мне показалось, она начала жалеть, что вообще устроила эту встречу.
И, как будто нарочно, практически сразу после того, как я вышел на улицу, закурлыкал смартфон, высветив на экране фамилию «Нифонтов».
– Добивай, – вместо приветствия хмуро предложил ему я.
– Чего? – не понял оперативник. – Ты сейчас о чем?
– День как-то сразу не задался, – объяснил я. – Согласно примете, неприятности по одной не ходят, так что ничего хорошего от тебя ждать не приходится. Давай, не тяни. Что там случилось? Мезенцева объявила на меня охоту?
– Нет, – бодро заявил Николай. – Хотя она тебя в последнее время очень сильно не любит, врать не стану. Все уже знают, что если она плюется и что-то шипит сквозь зубы, значит, тебя вспомнила. Но дело не в ней.
Внутри, где-то там, внизу живота, появился уже привычный холодок, предупреждающий меня об опасности. Или о том, что сейчас мне будет сообщено что-то очень неприятное.
Хотя – чего тут гадать, что именно? И так понятно.
– Он в городе, – произнес Николай. – Ты понял, о ком я говорю? И это точная информация, Сашка. Точнее не бывает.
Ничего. Странно, но я ничего не почувствовал. Ни страха, ни отчаяния, ни-чего. Да и смысл теперь метаться? Ясно же было с самого начала, что колдун вернется в Москву, так что есть то, что есть. А страх… Устал я бояться. Еще до ведьмачества устал. Того, что работу потеряю, того, что там, на службе, упорю какой-нибудь серьезный косяк, и меня будут распекать на глазах у всех, того, что придет неизбежная старость, и я стану никому не нужен. Вся наша жизнь соткана из сотен страхов, большинство из которых мы сами себе придумываем. Потому что так проще, чем делать что-то, отводящее от нас беды в сторону.
А тут – что? Ну прибыл этот упырь в мой родной город, и что с того? Это значит, что теперь просто надо быть готовым ко всему, внимательно смотреть по сторонам и не пропускать ни единой мелочи, которая может навести меня на его след. И если это случится, если я найду его раньше того, как будет нанесен первый удар, то использовать данный шанс по полной. Слава Богу, не одному мне этот гад стоит поперек горла. Он многим в свой прошлый визит на ногу наступил, и этот его промах – мое преимущество.
– Ты сейчас где? – немного сочувственно спросил Нифонтов, как видно, истолковавший мое молчание по-своему. – Я на «Парке Культуры». Если ты недалеко, то можем пересечься, побалакать. У меня немного времени имеется.
– Недалеко, – отозвался я. – На «Смоленке». Говори, где тебя искать.
Чудно, но оказывается в центре Москвы, европеизированном за последние годы до отвращения, до сих пор уцелели маленькие палатки, торгующие снедью. Я-то думал, что их все посносили еще в те времена, когда новый мэр спешно уничтожал все начинания бывшего мэра. Ан нет, кое-что осталось.
Например – небольшая «шаурмячная», притулившаяся между домами и набережной так, что если не знать, что она там имеется, то фиг о ней догадаешься. Впрочем, слово «шаурмячная» звучит громковато. Все, что есть – палатка да при ней три столика с пластиковыми стульями.
И вот что интересно – час назад я ел авторскую кухню, приготовленную лучшими поварами Москвы, но все эти изыски не вызывали у меня такого слюноотделения, какое я испытал, принимая из рук здоровенного волосатого продавца приличных размеров шаурму.
Видно, не гурмэ я ни разу. Если уж ты вскормлен на фаст-фуде, так и нечего из себя эстета корчить.
– Ташаккур, Абрагим, – поблагодарил Николай подавальщика. – Как вообще? Не шалишь? Все хорошо?
Шаурмячник проурчал что-то непонятное, покивал, оскалил рот в улыбке, показав нам невероятно длинные и острые зубы, а после в его глазах сверкнули ярко-красные искры.
– Я рад, что все хорошо, – мягко произнес оперативник. – И не жалею о том, что для тебя сделал.
Шаурмячник снова изобразил свою жутковатую улыбку и подал Нифонтову бутылку с водой.
– А он – кто? – спросил я у своего приятеля, когда мы обосновались за столиком. – Ведь это не человек?
– Абрагим? – Николай открыл бутылку. – Конечно, не человек. Ты же это уже понял, зачем переспрашивать? Аджин он.
– Джинн? – оторопел я и снова глянул на волосатого здоровяка. – Да ладно? А где борода? Как он «трах-тибидох» делает?
– Аджин, – терпеливо повторил Николай, открывая воду. – Он же иблис. И там еще с пяток названий имеется, нет смысла их все перечислять. Но с джиннами его путать не стоит, они другие. Сам их не видел, но читать доводилось, плюс наша уборщица тетя Паша кое-что рассказывала. Она в пятидесятых-шестидесятых, после реабилитации, изрядно по азиатским пескам поколесила. Отогревалась после вечной мерзлоты.
– До чего многообразен мир! – восхитился я.
– Не то слово, – согласился со мной оперативник. – Восток вообще штука такая… Не очень понятная. Там надо родиться, чтобы в нем хоть чуть-чуть разбираться. Вот, например, тот же Абрагим. Если напрямоту, то я вообще не представляю, откуда именно его к нам занесло. Может, из Самарканда, может, из Худжанда, а то и вовсе из Ферганской долины. Я его по-таджикски сейчас поблагодарил, и он меня понял, но это не его родная речь. Ему что таджикский, что узбекский, что тюркский – все едино. Скажу так – вообще неясно, на каком языке он разговаривает, но при этом всем все понятно.